Христиане раньше были полигамны
«Долгие века Бог не интересовался делами такого рода. Затем Церковь стала вменять в обязанность нерасторжимость брака», — пишет Катрин Кикуши на портале Slate.fr.
«Несколько недель назад Брэд Питт и Анджелина Джоли объявили о своем разводе. Голливуд — и весь мир — были в смятении, поскольку эта пара стала символом любви, которая должна была стать вечной. Но откуда это желание, чтобы браки длились вечно? В течение долгого периода в Средневековье об этом не шла речь. Концепция о том, что браку положено продолжаться «до тех пор, пока смерть не разлучит их», на самом деле — лишь результат эволюции, причем не вполне очевидной, инициированной христианской Церковью», — говорится в статье.
«До XII века статус христианского брака в реальной жизни был довольно расплывчатым. Обряды создания пары были различны в Европе, и Церковь не имела на них монополии; светские браки, заключаемые таким же образом, вовсе не являлись нерасторжимыми. Они могли быть разорваны той или другой стороной, каждая из которых затем была вправе найти другого спутника или спутницу», — пишет автор.
«Это была постоянная борьба для христианских священников вплоть до X или XI века: речь шла о том, чтобы убедить население, и в особенности западноевропейских вождей, что следует не менять супругу, а, наоборот, оставаться с ней одной на всю жизнь, что являлось резким и непонятным нововведением для доброго числа скандинавских и испанских народов, как правило, практиковавших полигамию», — передает Slate.fr.
«Работа по убеждению была долгой, и браки, непризнанные Церковью, существовали на протяжении всего Средневековья. Примечателен пример Вильгельма Завоевателя, прозванного своими противниками Бастардом, так как его мать была сожительницей герцога Нормандии, его frilla по норманнскому обычаю», — пишет автор статьи.
«Если Вильгельм Завоеватель кем-то звался Бастардом, это означает, что в западноевропейских средневековых обществах начинает меняться менталитет. Церковь постепенно завоевывает монополию на освящение браков между мужчиной и женщиной. В конце концов, в 1184 году брак впервые был квалифицирован как таинство, то есть был признан как знак божьей благодати», — говорится в статье.
«Нерасторжимость брака создала проблемы для вождей готов и франков. (…) Так, Филипп II Август (1180-1223) имел некоторые проблемы с папством после смерти своей первой жены и своей новой женитьбы на Ингеборге Датской. На следующий день после церемонии и брачной ночи король отправил новую супругу в монастырь и решил признать этот брак недействительным. (…) Однако признание брака недействительным не было одобрено папой, который счел Ингеборгу законной супругой короля и королевой Франции. Дело усложнилось, когда король добился от собрания своих баронов права вновь жениться на другой женщине, Агнессе Меранской. Тогда король стал в глазах Церкви двоеженцем, имея законную жену, заточенную в монастырь, и любовницу, признанную при французском дворе. После смерти Агнессы в 1201 году Филипп в конце концов был вынужден уступить и разрешить Ингеборге восстановить свой титул королевы Франции», — отмечает автор статьи.
«Реальность всегда оставалась неоднозначной в других слоях общества. Известно, что в городах и деревнях конца Средневековья, сожительство, не освященное браком, было обычным явлением, — пишет автор. — Договоры о фактических брачных отношениях существовали по всей Западной Европе. Такая форма светского брачного союза была, как правило, менее тесно скрепленной и расторгалась без прохождения сложной процедуры признания брака недействительным, недоступной для большинства и чрезвычайно трудной даже для короля», — передает портал.
«Значит ли это, что доктрина о нерасторжимости брака в Католической Церкви всего лишь обман? Безусловно, нет. Эта доктрина, наоборот, дорога для Церкви, тем более что досталась ей ценой большого времени и усилий, пока удалось внедрить ее, несмотря на неоднозначность и провалы. Речь идет, прежде всего, о теологической доктрине, которую попытались претворить в повседневную жизнь, но которая никогда не применялась со всей строгостью. Сегодня, как и во времена Филиппа Августа, вопрос состоит в том, чтобы понять, как идеал может быть согласован с человеческими реалиями», — заключает автор статьи.